Nat Laurel

Для меня, как и для многих,  кампания metoo послужила звонком. Хотя в ногу со  всеобщим  маршем против токсичного мужланства я не попадаю. Когда вокруг в соцсетях посыпались горькие признания, мне нечего было сказать кроме того, что я, проучившись в “мужском” вузе (ВОЕНМЕХ), прожив в “мужском” общежитии в 1990-х, проработав в мужском коллективе в России и в корпоративной Америке,  пробыв  частью традиционной (и очень большой) армянской семьи, а потом  активно клубясь в  Восточном Лос-Анджелесе (неблагополучный, латинский квартал с криминальным элементом),  я не могу вспомнить ни одного раза, чтобы меня кто-то домогался или доставил бы мне дискомфорт. Просто  повезло? Ну, если бы я прожила в более-менее однородной среде,  можно было бы предположить. Но моя биография включает несколько социальных и этнических сред и достаточно странные сценарии. Должно быть, это не просто удача. Тут есть  что-то еще.  Я начала анализировать и так появилась статья “За Личные Барьеры Благодарю Античность” Она о  том, как нагота и сладострастный сюжет, доступные мне  с раннего детства  помогли выстроить установки, которые в будущем послужили щитом от нежелательного внимания.

В ответ на  текст  пришел вот такой скептичный комментарий:

“Я представитель огромного количества советских детей, которые открывали и исследовали свою сексуальность в детском саду. Да, понимали конечно, что надо прятаться от воспитательницы и нянечки. Но это было не сложно. Мы “обкатывали” свои сценарии с вполне реальными мальчиками и девочками. А позже в пионерском лагере. Если такой опыт прошел мимо вас лично, разве ваши подруги или клиентки об этом не рассказывали? Это было повсеместно. Везде.”

Этот опыт  не  миновал ни меня, ни тех кого я знаю. Но во всех своих  текстах, как о сексе, так и о стиле,   я пишу не о том, что повсеместно.  Моя задача  найти ту тонкую грань, которая меняет все.   В моем случае эта тонкая грань кроется в том, что у меня была возможность,   испытывая эротическое возбуждение, чувствовать, что среда меня принимает. Мне не надо было “прятаться от нянечек.”

Я  пялилась на голых античных богов, охваченных телесной страстью и интегрировала важную мысль: нагота, секс, страсть, похоть, разврат это не  что-то такое, что нужно обязательно скрывать.  Это может быть совсем и не стыдно. Вот  я смотрю на это все и мне не нужно  «прятаться от нянечек.»  Вот я  обсуждаю сладострастный сюжет с родителями, с учителем в школе искусств, вот картина  висит в музее, у всех на виду (мне 5 лет).  Таким образом в голове сформировались нейронные тропы,  которых нет у тех, кто «прятался от нянечек.» Кто-то из «прятавшихся» потом сумел разрулить или предотвратить опасные ситуации, кто-то нет.

Когда женщина оказывается в ситуации с мужчиной располагающей к бытовому насилию, то у нее весь ресурс уходит на то,  как «спрятаться от нянечек.» Вместо того чтобы держать контакт с мужчиной и разруливать ситуацию, она падает в вакуум страха и стыда «быть застуканной нянечкой.» В этом вакууме она цепенеет и становится жертвой. Те нейронные тропы, что я протоптала  в  раннем возрасте позволили мне  в соответствующих ситуациях не тратить ресурс на «нянечек», а сосредоточиться на мужчине и создать среду, в которой он займет выжидательную позицию и будет ждать от меня сигнала.     Эти  же самые механизмы  я неделю спустя после публикации своего текста,  нашла  в статье,  La Guardian о профессиональной доминатрикс Kasia Urbaniak, оставившей  десять лет назад сферу секс-услуг и   разработавшей специальный курс для женщин о том, как отстаивать свои позиции на работе и в семье. Она использует те же самые приемы, к которым интуитивно пришла я сама.  Все это становится возможным благодаря  открытой сексуальности сознания, которое не занято “прятками от нянечек”.

Возвращаясь к комментарию моей подписчицы и  опыту исследования собственной сексуальности, который, даже в пуританском   СССР наблюдался повсеместно.   В одном подъезде со мной жила девочка Лена. В возрасте лет 11-14 Лена откатала свои сценарии на реальных мальчиках. Мальчиков у Лены было много. В 9-м классе Лена повесилась.   Она не сумела все скрыть от «нянечек» и ее затравили. Тогда это называлось «низкая самооценка.» Вернее, тогда для этого были другие слова и другие объяснения. Я эти объяснения не принимаю.   У Юнга есть система архетипов личностей на основе древне-греческих богов, которую используют в работе многие психиатры и психологи.   Один из ведущих архетипов Афродита. Этот архетип наделяет женщину мощным либидо и творческим потенциалом, с которым до XXI века жить женщине было непросто. Если бы Лена родилась сегодня,  у нее бы был шанс стать талантливым дизайнером или художником. Или она могла бы вдохновлять мужчин своей энергией и сексом на великие дела. Ничем не менее достойное занятие.   Самим фактом своего открытого существования, не «прячась от нянечек», Лена могла бы предотвратить феномена  Вайнштейна.  Вайнштейн бы был. Феномена бы не было.  Его  бы просто поглотила порода женщин, которой не нужно прятать свою бушующее либидо, а можно использовать его как основу своей карьеры, независимости  и жизни.  Да  они бы  просто перемололи этих вайнштейнов в муку.

Лена  могла бы стать Кассией Урбаняк, самой высокооплачиваемой доминатрикс Нью-Йорка   и коуч-ментором для женщин. Но Лена родилась в  середине 70-х, в СССР, а  к концу  80-х ее уже не стало. Надеюсь, она где-то среди нас…..   Мне кажется, пока мы будем смотреть на Лену свысока и с брезгливостью, мы и наши дети будем иметь дело с вайнштейнами. Все эти вещи между собой взаимосвязаны.

Фото:  Madonna, “Justify My Love” 1990 г.