Nat Laurel

Вчера я увидела, как кто-то вводит в Гугл-поиск словосочетание “чувственные туфли”, и у меня аж голова закружилась от мысли о том, какой огромный существует разрыв между тем, что хотят найти и как это ищут.

Предыстория. В малой рабочей группе*, где мы трудимся над сочетаниями к Новому Году, я сказала одной из участниц, что туфли, в которых она стоит на фото, не подойдут к платью, которое она планирует. Туфли к нему нужны более чувственные – сказала я, не успев к этому ничего добавить, потому что одновременно обсуждались разные параметры нескольких ее потенциальных новогодних нарядов, плюс платье еще только заказано и пока неясно, сядет ли оно и нужно ли будет подбирать туфли именно к нему.

На следующий день я увидела, что она ввела в Гугл поиск “чувственные туфли” и меня как током ударило. Как будто маленький ребенок, которому я вчера рассказала сказку про волшебную туфельку, сегодня вышел на вокзальную площадь и всех спрашивает: “а где волшебная туфелька лежит?”

Словосочетание “чувственная обувь” это лично мой термин. Называть его авторским я не замахнусь, но он вот прямо мой. Я намеренно использую слово чувственный там, где большинство сказали бы сексапильный или сексуальный или эротичный. Хотя понятие “чувственный” имеет много общего с сексуальностью и эротизмом, оно глубже и затрагивает больше аспектов человеческого существования и во многом даже касается понятия Deep Life Кэла Ньюпорта. Так что во время консультаций и в текстах я совершенно сознательно использую именно термин “чувственный”.

Самое близкое, что подошло к делению на сексапильный и чувственный – это наверное концепция 7 Universal Styles by Alice Parsons. Это в англоязычном сегменте литературы о стиле. У нее есть разделение на Romantic стиль и и Alluring / Magnetic. И мое деление на чувственный и сексапильный это приблизительно где-то там. В русскоязычном сегменте словосочетание “чувственная обувь” за пределами художественной литературы встретить сегодня невозможно. В прошлом коллеги по цеху подхватывали иногда мою терминологию и она разносилась по Рунету. Хотя результат иногда был похож на игру в испорченный телефон, в целом, я считаю, большая огласка приносит пользу многим женщинам. Но, пока термин не устоялся, я на секунду испытала почти животный страх за своею клиентку: что она там сейчас найдет по моему “напутствию”. В лучшем случае её завалит всеми туфлями гугловских закромов. В худшем – выдадут туфли стриптизерши.

Когда во время консультации мы подходим к ситуации, что платье уже есть, оно украшает и в нем удобно, к лирическому “чувственная обувь” я даю четкие технические спецификации для поиска в секции Гугл-товары:

sling backs pumps

d’orsay pumps

mules. 

Slingbacks это модель зтуфель с ремешком через пятку. D’orsay – модель туфель открывающая стопу по бокам. Mules – шлепки.

Ремешок удерживающий открытую пятку, колодка, низко срезанная по бокам так, чтобы открыть изгиб стопы, это примеры изысканной, неочевидной чувственности. Шлепки это чувственность более простая и бесхитростная. Ремешки и завязки, обхватывающие ахиллесово сухожилие это чувственность более откровенная и прямолинейная, переходящая в сексапил. Вооружившись конкретными техническими спецификациями я защищаю себя от субъективных мнений “из Интернета”, всегда готового продать мне “самые сексуальные туфли”. Снабжая этими терминами клиентов, я защищаю их от бомбардировки Гуглом туфлями стриптизерши. 

К сожалению, и перечисленных выше спецификаций тоже может не хватить. Почему объясню чуть ниже, а пока следующий вопрос.

Помню с детства. У родителей в библиотеке стоял альбом французского художника Жана Огюста Доминика Энгра. Лет с пяти я была знакома с его Одалиской. Растянувшаяся словно змея плавная линия женской спины, с которой перекликалась мини версия, такой же изящный изгиб стопы, сопровождали мои детские будни.

Одалиска (1814) Жан Огюст Доминик Энгр

Информация о том, что художник намеренно исказил пропорции тела, назначив Одалиску символом чувственности и плотских наслаждений, настигла меня в зрелом возрасте, когда на увиденное уже нанизались другие мелкие факты. В мемуарах Диана Вриланд, легендарный редактор американских Vogue и Bazaar, вскользь упоминает эпизод о богатых дамах Нью-Йорка 1950-х, шептавшиеся о том как мисс X привезла из южной Италии открытые сандалии, “точно как из Лупанария”. В середине прошлого века о таких вещах еще шептались.

Возможно теперь в сцене из фильма Римские Каникулы (1953), где сбежавшая из дворца принцесса Аня покупает на рынке сандалии, вы увидите дополнительные скрытые смыслы; современным глазом они уже не считываются.

Римские Каникулы (1953)

А всего за десять лет до этого, в 1942-м, когда Ингрид Бергман впервые появляется в фильме Касабланка, ее общественность чуть не съела за туфли, в которых едва видны кончики пальцев. Аморальность и фривольность в разгар войны!

Ингрид Бергман в Касабланке (1942)

Сегодня создать чувственность, надев туфли как на Ингрид или сандалии как на Одри, не удастся. Распущенность сандалий “как в Лупанарии” и “аморальность” пальцев в открытых туфлях больше не считывается. Но в подсознании нашем все предыдущие восприятия продолжают жить и накладывать свой отпечаток. Поэтому при виде некоторых сочетаний в нас вдруг просыпаются инстинкты и бьют по восприятию приятным (как же красиво!) или неприятным (чёт не то). Где-то в этом месте, на стыке сознательного и бессознательного, рождается стиль.

А теперь возвращаемся туда, где перечисленных мной технических спецификаций – низко срезанной колодки по бокам (d’orsay), открытой пятки (slingbacks, mules) может оказаться недостаточным. У героини, с которой начался этот рассказ туфли уже были с открытой пяткой. Надеты они были с простым сочетанием и даже придавали чувственности, ровно настолько, насколько она там было уместна.

Но к новому году она рассматривала платье с греческими драпировками. И к нему обувь нужна более чувственная. Что же в этих-то не дает составить достойную компанию такому платью? Сочетание геометричного мыса, низкого каблука и высокого, глухого “декольте”. Все вместе эти детали транслируют скорее рационализм и сознательность, нежели радость от нахождения в собственном теле. Открытая пятка создает “телесный” баланс “логичному” мысы. Но рядом с чувственным и таинственным платьем такие туфли могут стать неуклюжими. К такому нужны высокие каблуки от 7 сантиметров. Это если по-простому. А, если хочется и красоты, и удобства, то нужно искать. Искать более искусную открытость стопы или сглаженные линии повторяющие плавные линии тела. Кстати, мягкие балетки цвета кожи тут могут оказаться гармоничнее многих туфель, потому что они повторяют натуральные линии стопы. См. Одалиска.

Их мне и нужно искать найти, но вот это объяснить Гуглу уже не удастся, поэтому, заведя более простые параметры, как: nude almond toe slingback (пудровые туфли с ремешком через пятку и овальным мысом) уже среди отфильтрованных я буду выбирать, какие ближе всего подходят к натуральным линиями стопы. Поищу, есть ли среди них модели с низко вырезанным декольте, чтобы были видны основания пальцев. Эта деталь хуже отзывается на ключевые слова, хотя можно добавить в описание “low cut”, но, в какой-то момент Гуггл перестает фильтровать по всем параметрам.

Развиваю дальше тему чувственности. Целиком открытая стопа “как в Лупанарии” может вызвать гораздо меньше переживаний чем стопа закрытая, с искусно приоткрытой частью – кончиками пальцев или наоборот их основания, когда видна ложбинку, словно в декольте, или изгибом стопы, ахиллесовым сухожилием или пяткой.

При упоминании о пятке в качестве примера просится одна из самых скандальных картин в истории живописи: Олимпия Мане. Абсолютно голая женщина лежит на постели в шлепках (панталетах). Французское общество вполне привыкшее к тому времени к обнаженным телам в картинных галереях, увидев Олимпию вдруг страшно оскорбилось. И что ж это их так обидело?

Олимпия (1863) Эдуард Мане

Несколько предметов одежды на Олимпии подчеркивали намеренность ее наготы и вот уже эта намеренность считалась неслыханной наглостью. Бархотка, цветок в волосах и – самое адское – шлепки, считавшиеся в то время символом потери невинности очень расстроили французский бомонд.

Олимпия Мане и ее роль в формировании нашего сознания и в истории стиля достойна отдельного поста. Сейчас я хочу закончить, заострив внимание на роли открытой пятки в закрытой обуви. Хотя оскандалить шлепками сегодня уже никого нельзя, но с определенными сочетаниями одежды шлепки по-прежнему могут либо сделать сакраментальное “чёт не то” или, наоборот стать той самой чувственной обувью. Ведь буря чувств французского бомонда середины XIX века по-прежнему живет где-то глубоко в нашем ящерном мозгу. Как и сандалии из Лупанария.

Надеюсь, что всем, кто прочитав эту статью, окунется в бездну интернета в поисках “чувственных туфель” теперь повезет. Доброй охоты, Каа!

• Групповой формат консультаций проходит раз в 1-2 месяца, получать анонсы о них можно подписавшись вот на эту группу в ТГ. Там нет ничего кроме этих редких объявлений.
• Информация о личных консультациях здесь.